Наталья Дмитриева - Колос времени [СИ]

– Вот как? – заметил Жульен, иронически улыбаясь.

Рыцарь фон Трота, заметив его гримасу, добродушно качнул головой:

– Смейтесь, смейтесь, мессир де Мерикур! Что вам до наших бед, в самом деле? Но коли так говорить, то и вправду лучшего времени не будет, чтобы покончить с внутренними раздорами. Недаром наш фогт решил собрать в Мариенбурге малый конвент, куда приглашает всех владетельных сеньоров и ленников Ордена в Латгалии, дабы рассмотреть все неотложные дела, разрешить все тяжбы, а также решить, кто будет представлять Орден на следующем ландтаге. Говорят, епископ в Дерпте также собирает своих прелатов, а магистрат – всех бюргеров…

– Что же, барон фон Зегельс – ленник вашего Ордена?

– Барон-то? Нет. Он из Унгернов, а те всегда были ленниками архиепископа. Слыхали, может, про Унгернов из Пюркеля? То его родственники, правда, дальние, да к тому же и бедны они, как церковные мыши. Сам барон так богат, что, говорят, богаче его нет в здешних местах, а, может, и во всей ливонской земле. Ну да я так не думаю, но богат он и вправду. Отец его, Вернер Унгерн, был бургграфом в Дерпте и имел надзор и право осматривать все корабли, и возы, приезжавшие и отъезжавшие зимой и летом, а еще имел надзор за подвозом рыбы и взимал десятину. Сам барон очень отличился в войну с московитами, что велась при магистре Бернхарде фон дер Борхе, а магистру фон Лоринкгофену оказывал всяческие услуги, за что тот помог ему выкупить эти земли и замок Зегельс, бывшие леном его дяди, Фридриха Унгерна, и сосватал барону жену из рода Тизенгаузенов с большим приданным. Теперь барон живет в своем замке и мало выезжает, но по-прежнему имеет большой вес среди местного дворянства. Наш фогт в Мариенбурге очень его почитает, они с бароном в большой дружбе…

Жульен, внимательно слушая рыцаря фон Тротта, внезапно закусил губу. По его лицу скользнуло странное выражение, и он произнес, стараясь говорить как можно небрежней:

– Барон фон Зегельс, наверное, немало услуг оказал вашему Ордену?

– О да! – кивнул его собеседник. – Что правда, то правда. В последней войне с Московским князем сам он не участвовал, но ополчение выставил знатное – пятнадцать всадников в полной броне и пятьдесят человек пехоты. Так-то! Говорили даже, что тогда он даже держал у себя в замке орденскую казну, и именно его великий магистр уполномочил вести переговоры о выкупе, если бы под Магольмом дело пошло худо… Впрочем, Господь и святая Мария до того не допустили!

Путники между тем миновали холмы и выехали на открытое пространство, заросшее порыжевшим вереском и колючим терновником. Дорога тянулась наискось к замку, стоявшему уже совсем близко. Едва они проехали несколько шагов, как дорогу им пересекла старуха-крестьянка с огромной вязанкой хвороста на спине. Седые космы падали из-под замызганного чепца прямо на лицо, делая ее похожей на ведьму. Увидев всадников, она приостановилась и скорее по привычке протянула им скрученную ревматизмом руку. Рыцари проехали мимо, не удостоив ее и взглядом, а кнехт так же привычно отпихнул старуху в сторону. Та злобно сплюнула, бормоча им вслед проклятья, и поплелась дальше.

Оглянувшись, фон Тротта успел заметить, как она исчезла за холмом, и снова ощутил боль в раненной ноге.

– Проклятая ведьма! Видали, мессир Жульен, как она на вас глянула? – перекрестившись, спросил он. – Когда вернетесь в Мариенбург, не худо бы вам было отстоять молебен в церкви Святой Марии, нашей покровительницы, да пожертвовать десять серебряных марок, дабы уберегла вас от колдовства. Эх, будь я на месте барона, велел бы перетопить этих ведьм, всех сколько ни есть… Виданное ли дело…

– Есть ли у барона дети? – Жульен, казалось, совсем его не слышал, погруженный в свои мысли. Старый рыцарь поглядел на него с удивлением.

– Есть, как не быть. Сыновья умерли в младенчестве, остались две дочери, фрейлейн Элиза и фрейлейн Мартина. Обе красотки, каких поискать. Да вы сами увидите, когда приедем. Уже недолго осталось…

За холмами раздался волчий вой, тоскливо растекшийся по округе, и рыцарь снова перекрестился.

– Помилуй нас Господь и святой Николай… Вот уж поистине сатанинское семя упало на эту землю! Говорят, здесь вервольфы живут целыми деревнями и ходят в церковь, не боясь креста. Спаси и сохрани, святая Мария! Слышали ли вы, мессир Жульен, о волчьем пастухе? Говорят, его встречали в этих краях – хромоногий мальчишка с желтыми глазами и железным кнутом. Эй, Феринг, правда ли? – окликнул он кнехта.

Тот угрюмо дернул головой и отвернулся.

– Вот, вот… А на прошлое Рождество волчьего пастуха видели в окрестностях Кирремпе – там он бродил повсюду, созывая сторонников дьявола на тайное сборище. Говорят, их собрались многие тысячи, и все они стали волками. Они набрасывались на стада коров и овец, но не имели власти умерщвлять людей. Они пробыли волками двенадцать дней, по истечении которых волчьи шкуры исчезли, и к ним вернулся человеческий облик.

– Бабские россказни! – презрительно ответил Жульен.

Дорога резко вильнула вправо, и они подъехали к замку.

Мост над замковым рвом был опущен и тяжелые створки ворот отворены, но вход преграждала решетка, и бдительная стража на верхней площадке надворотной башни еще на подходе осведомилась, кого это принесло в замок на ночь глядя.

Потом гости еще долго стояли, спешившись, в маленьком прямоугольном дворе, сыром и темном, ожидая, пока их пустят внутрь. Рыцарь фон Тротта, отдуваясь, потирал раненую ногу, Жульен с недовольным лицом бормотал что-то под нос, кнехт угрюмо глядел прямо перед собой. Наконец со скрипом открылись дубовые ворота, пропуская их во внутренний двор. Конюх-латыш принял у них лошадей.

Молодой человек с любопытством оглядывался по сторонам. Замок Зегельс, почти разрушенный при прежних владельцах, теперь был отстроен заново. Из старых построек сохранилась лишь часть крепостной стены и донжон из серого, изъеденного временем камня. Старая башня, массивная и угрюмая, сейчас была нежилой и использовалась как склад. Для себя и своих домочадцев барон выстроил новый палас в три этажа из красного кирпича под черепичной крышей. По углам его располагались четыре легкие башенки с резными фигурами на тонких шпилях. Окна нижних этажей, забранные свинцовыми переплетами, призывно светились, навевая мысли о горячей еде и мягкой постели.

Едва гости оказались внутри, как раздался звон колокола, призывающего к вечерней трапезе. Дворецкий, выглянувший из дверей паласа, церемонно склонился перед рыцарем фон Тротта, после чего сделал гостям знак следовать за собой.

Ливонец довольно потирал руки.

– Ну, что я вам говорил, мессир Жульен? К самому вечернему колоколу! Ох, я уже чувствую запах жаркого и соусов, вдыхаю аромат рейнвейна… Если бы не моя ляжка, в которой латгальские вилы оставили дырки, я одним махом взлетел бы по этой лестнице, дабы припасть к благословенным истокам сих кухонных благовоний. Не понимаю вас, мессир де Мерикур… Вы-то чего плететесь нога за ногу?